Выгоды и потери регионов – вот что важно, когда мы говорим о модернизации рыбной отрасли

— Восточный экономический форум — это своего рода реперная точка развития Дальнего Востока. С чем пришла рыбная отрасль, две трети которой сконцентрированы на Дальнем Востоке, к нынешнему форуму?

—  Финансовые, производственные результаты — противоречивые. Статистика за первые полгода показывает, что финансовое положение предприятий несколько хуже, чем в предыдущем, 2021 году. Лососевая путина на Дальнем Востоке в этом году, которая  у нас завершается, показывает вылов меньше, и чем год назад, и чем в предыдущем четном 2020 году. Поэтому я далек от каких-либо бравурных оценок, но и не впадал бы в пессимизм.

Работа предприятий — ритмичная, стабильная. Конечно, серьезные сложности возникают у некоторых предприятий со сбытом продукции на некоторых экспортных рынках. Серьезные проблемы у тех предприятий, которые вошли в инвестиции и строят рыбопромысловые суда. Уже очевидно, что это —  системный долгострой. В целом, несколькими штрихами я бы так оценил положение дел в нашей отрасли.

— Буквально несколько часов назад (конференция проходила 6 сентября — ред.) вы принимали участие в одной из важных сессий ВЭФ, где говорилось о проблемах дальневосточного малого и среднего  предпринимательства. Насколько проблемы малого и среднего бизнеса включены сегодня в повестку рыбной отрасли?

— Я сегодня на этой сессии высказал точку зрения о том, что регуляторика в рыбной отрасли — недоброжелательна по отношению к малому и среднему бизнесу.

Возьмем хотя бы то, как был настроен первый этап инвестиционных квот. Знаете, как иногда бывает: ответ подгоняется под задачу. Так же и здесь было, все было настроено на интересы крупного судостроения, крупнотоннажного флота и крупного бизнеса.

Если продолжать, то налоговое регулирование в рыбной отрасли абсурдно по существу, потому что налоговые льготы для крупного бизнеса — такие же, как и налоговые льготы для градообразующих предприятий, для малого бизнеса.  В результате одно очень большое предприятие, у которого есть крабовые квоты больше 10 тысяч тонн, у которого десятки тысяч тонн минтаевых квот, платит в виде природной ренты ежегодно примерно 200 млн рублей  всего,. В то время как если бы эта льгота для такого бизнеса была отменена, оно уплачивало бы ежегодно 2,2 млрд рублей.

То есть сегодня в 11 раз меньше налоговая нагрузка на эту компанию, представители которой, кстати, часто рассказывают о модернизации отрасли. Но почему-то как только речь заходит о необходимости налоговой реформы в отрасли, "реформисты и модернизаторы" этот разговор быстро сворачивают.

Поэтому, с моей точки зрения, до тех пор, пока налоговое регулирование, правовое регулирование, система закрепления квот не будут выстроены так, чтобы это было комфортно малому и среднему бизнесу, для такого региона как Дальний Восток нельзя будет говорить о сбалансированном, комплексном, системном развитии.

— Бытует мнение, что та сверхконцентрация, которую мы наблюдаем во многих отраслях российской экономики, просто удобна государству — проще управлять, проще администрировать налоги и т.д. Вы же последовательно выступаете за сохранение экономической многоукладности в рыбохозяйственном комплексе. Почему?

— В очень правильную плоскость переводите разговор. Я бы хотел обратить внимание на два обстоятельства.

Первое. Когда мы говорим о национальном природном ресурсе, о том, как закреплять этот национальный природный ресурс, такое обсуждение должно быть открытым.

И второе, такое обсуждение должно представлять собой, в конечном счете, "взвешивание" сильных и слабых сторон каждого подхода. И путь со сверхконцентрацией, и путь многоукладности имеют как плюсы, так и минусы. Поэтому и начинать разговор нужно не с того, чтобы называть своих оппонентов в дискуссии людьми, которые говорят неправду.

Да, этот способ сверхконцентрации действительно содержит ряд плюсов  — в первую очередь, для отраслевого регулятора, для которого удобнее взаимодействовать всего с несколькими игроками. Если же речь идет о региональных властях, если же речь идет о вкладе отрасли в региональную "копилку", то здесь одна большая компания, зарегистрированная в Москве, с офисом в Москве, которая не очень готова идти на социальные проекты на территории, которая не очень готова платить в региональный и муниципальные бюджеты приличные суммы — для регионов этот вариант уже не очень выгоден.

С точки зрения рабочих мест: одно крупное рыбопромысловое судно создает несколько десятков рабочих мест, и одновременно с этим — "съедает" сопоставимое количество рабочих мест в малотоннажном и среднем флоте.

Поэтому наше предложение, предложение ВАРПЭ заключается в том, чтобы вести эту дискуссию открыто и с цифрами. И на совещании в Государственной Думе, которое провел председатель Комитета Государственной Думы по аграрным вопросам Владимир Иванович Кашин (25 августа 2022 года — ред.), ровно об этом и было сказано: вот у нас несколько прибрежных регионов, и пусть каждый прибрежный регион показывает свою арифметику выгод и потерь. И из этой мозаики и складывается понимание, что выгодно государству в целом. Потому что отраслевое ведомство — это еще не государство, государственные интересы и интересы отраслевого ведомства — это не одно и то же.

Государственные интересы — это и интересы отраслевого регулятора, иинтересы региональных властей, и интересы бизнеса, и интересы сообществ людей. Вот из всего этого и складывается государственный интерес.

Поэтому мы говорим о том, что нужно учитывать полностью все плюсы и минусы, а не жонглировать цифрами по типу: "Вот у нас будет большой пароход, он выловит больше рыбы". Мы должны думать прежде всего о людях, о тех людях, которые живут на территории.

— Процесс законодательного регулирования в рыбной отрасли в последние годы, без преувеличения, драматичен. Программа инвестиционных квот, пресловутые "крабовые аукционы" вывели новости отрасли чуть ли не в топ экономической повестки прессы. Будущее отрасли обсуждается и на уровне Государственной Думы, причем в формате открытой дискуссии, чуть ли не больше, чем проблемы, допустим, нефтегазовой отрасли. Почему такой интерес, как вы полагаете?

— Вы же знаете, есть такое понятие  — "пирамида Маслоу". Базовые потребности людей. Одна из главных базовых потребностей людей — это потребность в еде. Все, что связано с едой, вызывает у людей неподдельный живой интерес.

Поэтому рыба — это национальный природный ресурс, который, конечно, дает несопоставимо меньший объем денег, чем нефть или газ. Но нефть и газ  — это что-то абстрактное,  это что-то настолько большое и настолько непонятное…  даже если взять ту же добычу нефти.

А рыба, особенно с учетом того, что громадное количество людей в России — это рыбаки-любители, и сам способ извлечения этого национального природного ресурса, способ его добычи — это просто, понятно. Поэтому, конечно, люди реагируют на это гораздо острее, живее.

— Вопрос от ИА "Кам 24", Камчатский край, ваши земляки. Возникают ли проблемы у рыбопромыслового флота в настоящее время в связи с санкциями?

— В разных рыбохозяйственных бассейнах  — по-разному. Предприятия, которые добывают в Атлантике, которые осуществляли обслуживание, бункеровку, ремонт в портах Европы, столкнулись с большими проблемами. На сегодняшний день сохраняется рабочее взаимодействие с Норвегией, это единственная европейская страна, которая, несмотря на мощное давление высшей бюрократии ЕС, продолжает сотрудничество и взаимодействие с нами. Во многих других странах — в Польше, в Испании, в Великобритании — этого уже нет.

Здесь, в Азиатско-Тихоокеанском регионе, ситуация иная: сохраняется рабочий формат взаимодействия и с Китайской Народной республикой, и с Республикой Корея. Поэтому в части обеспечения, обслуживания судов рыбопромыслового флота на Дальнем Востоке нет таких проблем, как на Западе.

— 25 августа на совещании в Комитете Госдумы по аграрным вопросам, которое вы упомянули, председатель комитета Владимир Кашин призвал рыбную отрасль наращивать вылов до "советских" еще уровней. По вашей оценке, объем ежегодного общего вылова водных биоресурсов — это действительно ключевой параметр для определения эффективности отрасли?

—  Прежде всего, вот этот подход "план по валу, вал по плану" — не очень точный. Это — только один из показателей работы отрасли. Гораздо важнее иные показатели. Это объем налоговых поступлений, количество рабочих мест, вклад в валовый региональный продукт. Вот, например, на Дальнем Востоке рыбная отрасль — напрямую либо через смежные отрасли — обеспечивает примерно 12-13% совокупного валового регионального продукта.  Поэтому здесь и нужна настройка более сложной "панели управления".

Что же касается пределов возможностей наращивания вылова, то я сомневаюсь в том, что это получится. В этом году летом продовольственная сельскохозяйственная организация ООН ФАО подготовила отчет. Они дали свой прогноз мирового вылова до 2030года. Там несколько сценариев, но даже в оптимистическом они говорят о том, что совокупный мировой вылов может увеличиться примерно с 92-93 млн тонн до примерно 100 млн тонн. То есть всего на 7 млн тонн за восемь лет.

Кроме того, они говорят о том, что вполне реален и сценарий пессимистический, в соответствии с которым мировой вылов может упасть до 65 млн тонн в связи с мощным давлением на некоторые виды промысла. И это вполне реально, потому что если мы посмотрим на историю мирового рыболовства, то мы увидим, что в период с конца 60-х и до конца 80-х годов прошлого века мировой вылов стремительно рос — примерно с 70 млн до 90 млн тонн.

И в конце 70-х годов, в 80-х годах эта нарастающая динамика создала такую "параллельную реальность", в которую очень быстро поверили и рыбопромышленные компании, и судостроительные компании.  У всех было представление о том, что вылов будет расти, расти и расти. Поэтому нужно как можно больше флота, нужно  строить новые суда, новые мощные суда. Однако в 1989 году мировой вылов "уткнулся в потолок" на уровне примерно в 90 млн тонн и на этом уровне плюс минус 2-3 млн тонн находится вот уже больше трех десятилетий.

Поэтому я сомневаюсь в том, что те возможности, те технологии промысла, которые сейчас существуют, позволят резко увеличить объем вылова. Ученые говорят о том, что громадный объем ресурсов находится на очень большой глубине в океане. Но для того, чтобы перейти к рентабельной добыче этих видов, нужен технологический скачок. Нужны новые типы судов, новые орудия лова. Пока ничего этого мы не видим, ничего подобного даже не предлагается. А тот промысловый флот, который сейчас существует, может работать на таких глубинах и в таких районах, которые вот примерно эти 95 млн тонн и способны дать.

— И в продолжение темы — вопрос от наших федеральных коллег: так какой рыбодобывающий флот нужен сегодня России? Вопрос — дискуссионный, со стороны трудно разобраться в этом объективно, отмечают коллеги.

— "Больше товаров, хороших и разных". Необходимо строить флот, который предназначен как для океанического вылова и производстве на борту продукции, так и флот, который необходим для прибрежного лова, задача которого — доставка в свежем и охлажденном виде уловов для работы с ними на берегу.

С моей точки зрения, было бы ошибкой сосредотачиваться только на одном виде флота. В свое время, к сожалению, руководство Министерства рыбного хозяйства СССР такую ошибку допустило во второй половине 60-х годов. Была сделана ставка на строительство большого крупнотоннажного флота, плавбаз. Но в конце 70-х годов начался процесс "огораживания морских пространств", введение национальных морских юрисдикций в 200 мильных зонах. Эта мера была проработана и направлена Соединенными Штатами и Европой против двух ведущих рыболовных держав мира на тот момент — Советского Союза и Японии, которые тогда добывали каждая по 10-11 млн тонн в год и флот которых работал в разных районах Мирового океана, в том числе — в исключительных экономических зонах, в территориальном море африканских стран, американских стран.

В 1982 году такая конвенция ООН была принята, в результате чего "железный занавес" захлопнулся над национальными морскими юрисдикциями. И громадный советский флот, который включал в себя громадное количество больших судов, стал передислоцироваться из тех районов, на которые он был "заточен", в исключительную экономическую зону Российской Федерации. Это привело к катастрофическим последствиям  прежде всего здесь, на Дальнем Востоке, потому что это привело к резкому увеличению промыслового "пресса" на минтай и, как следствие — к тому, что объем вылова минтая в Охотском море, который до этого составлял до 3 млн тонн, упал до 400-450 тысяч тонн в год.

Поэтому очень важно не допускать ошибки технократической утопии, связанной с тем, что только большой крупнотоннажный флот нужен. Нужен разный флот. Точно так же, как нужна разная рыба. Далеко не все люди хотят есть только филе минтая каждый день. Многие люди хотят, представьте себе, есть селедку, горбушу, хотят есть камбалу, навагу. Поэтому говорить "Мы создаем флот большой для того, чтобы производить ограниченный узкий ассортимент продукции и предлагать ее рынку" — это неправильно, потому что люди хотят иметь возможности выбора.

Опять же в дискуссии некоторые из наших коллег нам говорят: "Надо делать как в Америке. Вот смотрите, у них с тонны минтая выручка и прибыль больше". И здесь ставят точку и почему-то не продолжают дальше. А хотелось бы, чтобы продолжили дальше и сказали: "Нужно делать как в Америке — и 40% квоты минтая закреплять за прибрежными предприятиями". Потому что у американцев работают на минтае  15 крупнотоннажных судов и десятки небольших, которые как раз заняты на поставке сырья на береговые заводы.

Поэтому, с моей точки зрения, структура флота, применяемые технологии промысла — это все должно быть сбалансировано. Нельзя предлагать для обновления флота один единственный тип судна — 105-метровый супертраулер.

Более того, этот баланс важен и с точки зрения судостроения, потому что компетенции и технологии судостроения то же ведь разные. Здесь, на Дальнем Востоке, например, очень сомнительно, чтобы в ближайшие 5-10 лет возник какой-либо судостроительный завод, способный построить такие супертраулеры. А вот корабли малотоннажные, да даже среднетоннажные на верфях и в Хабаровске, и во Владивостоке уже делать можно.

— Еще один вопрос от коллег из центральной части страны. В прошлом году пандемия, а в нынешнем уже санкции и эмбарго со стороны недружественных стран, как может показаться, отрезали рыбный экспорт России от привлекательных рынков — Китай, Евросоюз, США, например. Тем не менее, каких-то катастроф в отрасли не видно. В чем здесь секрет?

—  Показатели финансовые здоровья  часто могут быть такими же, как и показатели здоровья физического. Человек, например, может страдать какой-то болезнью, но внешне не производить впечатление больного. Но с течением со временем воздействие болезни на организм человека начинает усиливаться, и это может приводить к каким-то серьезным проблемам.

Поэтому то, что отрасль работает — это хорошо, но это не означает, что все процессы внутренние в отрасли  — производственные, финансовые — на сегодняшний день, что называется, благополучны. Это просто показатель того, что в рыбной отрасли работают очень профессиональные, опытные, люди "битые", как говорится, "за одного битого двух небитых дают". Люди, прошедшие ситуацию 90-х годов,  когда отрасль вообще разваливалась. Мы с вами помним прекрасно, что происходило на Океанском проспекте во Владивостоке рядом с офисом тогдашнего "Дальморепродукта". Помните эти толпы обманутых рыбаков?

Сейчас этого нет. Зарплату платят, платят "в белую". Но финансовые проблемы имеют свойство накапливаться. Поэтому большое спасибо нужно сказать руководителям рыбопромышленных предприятий, капитанам, рыбакам за то, что они работают вопреки и несмотря на все сложности, а не заниматься, знаете, такой риторикой: "Ну, все же хорошо, вроде как и ничего делать не надо". Нет, проблемы накапливаются — и финансовые проблемы, и проблемы, я об этом сказал, с судостроением. Ведь это же громадное ярмо, которое тащат на себе предприятия, это же сотни миллиардов рублей кредитов, которые были взяты в банках. А мы видим, что непонятно, когда эти корабли выйдут в море и начнут промысел. Поэтому я бы так ответил на этот вопрос.

—  Вот снова Камчатка интересуется: как вы оцениваете "красную" путину этого года именно в Камчатском крае?

— По сравнению с Сахалином и Хабаровском, где в этом году путина была успешнее, чем прошлогодняя, успешнее, чем 2020 года, на Камчатке путина хуже, существенно хуже. Но я бы отметил здесь такую важную вещь. Все-таки лососевая путина и вообще лосось — это такой объект, который не обеспечивает стабильный ежегодный объем. Мы знали периоды и знаем периоды, в том числе и в новейшей истории, в советской истории, когда лососевая путина была еще хуже, чем в этом году.

Поэтому не случайно в свое время я высказывал мысль о том —  и об этом же говорил губернатор Камчатского края Владимир Викторович Солодов — что нужно подумать о каком-то страховом фонде, о каком-то финансовом институте, который бы для предприятий в период "тощих" лет обеспечивал бы какую-то финансовую поддержку. Мне кажется, мы к этому придем, потому что такого рода финансовые инструменты существуют в Японии, в США. В Норвегии, кстати говоря, тоже существует этот финансовый институт, который помогает рыбакам в тот период, когда у них плохие выловы. Кстати говоря, это задействовано и в Республике Корея. Там из этого фонда (он по форме—  государственно-частное партнерство) производятся выплаты предприятиям. В Нидерландах в минувшем месяце такие выплаты производились добытчикам палтуса в связи с резким падением объема вылова.

Вот чем бы стоило заняться отраслевому регулятору, а не масштабировать ошибки первого этапа инвестиционных квот, находясь, может быть, во власти такой "аукционной лихорадки". Вот это было бы гораздо важнее и полезнее, ведь в рыболовные страны имеют такие институты, даже Индия, — за исключением России.

— По поводу "аукционной лихорадки", кстати. Всероссийская ассоциация рыбопромышленников, как известно, предложила альтернативные пути — то есть вместо аукционных — для обновления флота и увеличения бюджетной отдачи рыбной отрасли.  А если посмотреть в цифрах, что дадут ваши инициативы в случае их реализации?

—  У нас два предложения. Первое, которое мы высказываем уже несколько лет и направляли и в правительство, — повысить природную ренту и изменить способы уплаты природной ренты. В рыбной отрасли юридической формой природной ренты является сбор за пользование водными биологическими ресурсами. Его уплачивают все предприятия, которые добывают рыбу и гидробионты. Для каждого вида водных биологических ресурсов установлена своя величина этого сбора, своя ставка.

На сегодняшний день в отрасли действует тотальная льгота, в соответствии с которой все предприятия —  вне зависимости от того, являются они градообразующими, являются они малыми предприятиями или же крупным бизнесом — платят не всю ставку, а только 15% от нее. В результате ежегодные платежи по этому виду налога составляют примерно 2 млрд рублей, из которых 1,6 млрд поступает в бюджеты вот тех прибрежных регионов нескольких, о которых мы с вами говорили.

Наше предложение заключается в том, чтобы отменить эту льготу и кратно увеличить ставку сбора на крабов. В случае реализации наших предложений объем ежегодных поступлений сбора увеличится с 2 млрд рублей до примерно 18-19 млрд рублей. То есть — в девять раз. Из них примерно 15 млрд рублей будет поступать в бюджеты регионов. В бюджет Камчатского края — примерно 1,3 млрд дополнительно. В бюджет Приморского края — примерно 4 млрд рублей дополнительно. Вот это то, что принесет пользу регионам.

Второе наше предложение — это предложение закрепить обязанность предприятий, у которых есть крабовая квота, и эта квота в эквиваленте составляет 1 тысячу тонн и больше,  на каждую 1 тысячу тонн построит судно-краболов. Наши расчеты показывают, что это обеспечит для судостроительных предприятий Владивостока, Хабаровска дополнительный заказ в течение срока действия квотных договоров, то есть до 2033 года, на еще 39 краболовов.

Таким образом, мы предлагаем понятный прозрачный механизм налогообложения, который не зависит от особенностей бухгалтерии. Он действительно очень простой: вот у предприятия есть 1000 тонн биоресурса, это цифра умножается на ставку применительно к одной тонне, и предприятие уплачивает итоговую сумму. Здесь вообще невозможны какие-либо ухищрения.

Поэтому когда на совещании у Владимира Ивановича Кашина некоторые коллеги  этак с кондачка стали критиковать это предложение, говоря о каких-то "налоговых лазейках", было очень странно это слышать, потому что сбор за пользование водными биологическими ресурсами  — он прост как штыковая лопата. Это не прибыль, которая с точки зрения бухгалтерии может быть, а может и не быть. Это — простая, понятная величина. Поэтому мы и предлагаем эту меру.

— Ваши предложения, направленные ранее и в правительство, и в Госдуму, действительно обсуждаются широко. Есть и критика. Например, сторонники — или, можно даже сказать, лоббисты от бизнеса — скорейшего запуска второго этапа инвестквот прогнозируют, что при повышении ставок сборов на крабы все крабодобытчики сразу запишутся в градообразующие предприятия и колхозы, а им положены льготы. И вообще, считают ваши оппоненты, для стимуляции инвестиционной активности в отрасли надо фискальное бремя снижать, а вы, получается, предлагаете ровно обратное?

— Я думаю, коллегам стоило бы внимательнее почитать Налоговый кодекс и соответствующий законопроект, предусматривающий внесение изменений в статью 333.3 Налогового кодекса, поскольку там фиксируется положение, что только действующие предприятия, относящиеся к рыболовецким колхозам и артелям и внесенные в настоящее время в реестр градообразующих предприятий, будут вправе пользоваться такой льготой.

То есть "почкованием", знаете, таким множественным "распылением" уже невозможно будет создать новое предприятие. Во-первых, потому, что градообразующие предприятия имеют строгие критерии в части того, какую долю от жителей этого поселка занимают работающие на предприятии. Вот, например, есть артель "Иня", она работает в поселке Новое Устье, там 218 жителей. Работники артели составляют ту величину от общего количества жителей, которая характерна для градо— и поселкообразующих.  Появится там, допустим, новое предприятие. Следовательно, в Новом Устье доля его работников уже не будет соответствовать тому критерию, который установлен законом. Появится еще одно предприятие — еще меньше будет.

Поэтому этот способ "оптимизации налогов" — невозможен. Те предприятия, которые на протяжении десятилетий являлись  градо— и поселкообразующими, внесены в соответствующий реестр, только они будут иметь возможность пользоваться этой льготой.

А по поводу второго аргумента — о снижении налогов и инвестициях…  Вы знаете, очень хорошо строить инвестиции на таких "трех китах", как предлагают наши коллеги. Первое  — на минимальной налоговой нагрузке. Второе — на привилегированном доступе к кредитам государственных банков. И третье — на зафиксированных контрактах с судостроительными предприятиями.

Коллеги высказывают опасения и говорят о том, что для инвестиций нужно сокращение налогов. Нет. Инвестиции должны происходить в равных, конкурентных, здоровых экономических условиях. А когда мы имеем дело с "экономикой льгот", когда один игрок отрасли платит налоги по такой же шкале, что и малое предприятие, когда один игрок отрасли имеет возможность зайти в крупный банк, в отличие от той же артели или какого-то еще предприятия, и получить кредит в несколько сотен миллионов долларов… Когда один участник отрасли, используя свои административные возможности, может, как говорят по простому, "нагнуть" верфь и договориться о такой цене контракта, при котором верфь, по сути дела, в убыток себе будет работать… Это ненормальная, несправедливая экономика. Это экономика, построенная на "анаболиках", с помощью которых один участник отрасли "накачивает" себе "финансовые мышцы". Другие же не имеют доступа к этому препарату.

Позиция ВАРП — всегда говорить предметно и конкретно, не общими фразами типа "нужна модернизация отрасли", "нужно стимулировать инвестиции". А если конкретно, такое "стимулирование инвестиций"  какие имеет последствия для бюджета Приморского края, какие дает эффекты для бюджетов Сахалинской области, Камчатского края? Наша позиция — детально, скрупулезно разбирать ситуацию, а не оперировать лозунгами "за  все хорошее, против всего плохого".

— Вопрос от информационного агентства "ПортНьюс". Есть ли возможность и желание российских рыбаков вернуться на российские судоремонтные предприятия? При каких условиях судоремонт в России будет, по крайней мере, не дороже, чем на тех же зарубежных верфях, которыми сейчас российские рыбаки пользуются?

— Мне кажется, такой вопрос — не на две минуты разговора. Насколько я понимаю, коллеги специально с этой целью целую конференцию планируют провести в Санкт-Петербурге 20 сентября (конференция "Судоремонт, модернизация, комплектующие" в рамках деловой программы Международного рыбопромышленного форума — ред.). Я тоже буду принимать в ней участие. В ней будут принимать участие представители судоремонтной отрасли, рыбопромышленных предприятий. Я думаю, мы сможем ответить на этот вопрос по итогам этой конференции.

— Вернемся к критике предложений ВАРПЭ, если не возражаете. По строительству судов-краболовов. Как вы предлагаете, надо законодательно обязать те компании, у которых сегодня квота на крабов, построить до 2033 года новые краболовы — из расчета одно судно на каждую тысячу тонн квоты.  То есть, интересуются ваши оппоненты, компания с 1000 тонн квоты будет должна строить судно, а та, у которой 999 тонн, — не должна? Почему такая величина появилась — 1 тысяча тонн?

— Потому что ровно таково было овеществленное наполнение лотов для "крабовых аукционов", которые в 2019 году проходили. Каждый лот составлял 1000 тонн, и каждый лот — это обязательство построить корабль. Этот принцип уже позволит порядка 39 краболовов начать строить.

Наше предложение позволяет и построить дополнительные корабли, и в то же время — сохранить в отрасли множество предприятий. У нас — 41 предприятие в крабодобыче, квоты которых меньше 500 тонн. Поэтому при варианте аукционов  эти предприятия в большинстве своем утратят эти ресурсы. Наше предложение же позволит создать гарантию для этих предприятий.

И мне, честно говоря, нравятся такие вопросы коллег по дискуссии, потому что, это означает, что мы предлагаем что-то конкретное, а не теорию, не умозрительные схему, не "пузыри". Мы предлагаем вещи, вокруг которых начинается дискуссия, начинается спор, а значит — это действительно что-то совсем не пустое. Я только за такие споры. Мы считаем, что обсуждение способов распределения национальных ресурсов должно происходить открыто. Американцы, когда работали над законом Магнусона-Стивенса (о сохранении рыбных запасов и управлении рыболовством, принят в 1976 году — ред.), у них примерно 8 лет дискуссия шла.

Я буду признателен, если такие критические суждения будут высказываться, попытки "пощупать на прочность" нашу аргументацию будут продолжаться. Мы только за этот подход и за такое профессиональное обсуждение.

— Тогда продолжим. Вы говорите, что финансовое состояние российского рыбохозяйственного комплекса далеко от идеального.  Но вот вместе с тем буквально 25 августа право на добычу 150 тонн краба в Западно-Сахалинской подзоне купили на аукционе с превышением стартовой цены в 21 раз. То есть из этого можно сделать вывод — и такие выводы делаются, особенно в "новых медиа" — что "жирок финансовый" у наших рыбаков вполне себе есть. Как вы прокомментируете такого рода аргументы?

— Вы знаете, накануне "черного вторника" 29 октября 1929 года, который обрушил фондовые индексы Соединенных Штатов Америки и стал началом Великой депрессии, на американской фондовой бирже происходили сделки, в ходе которых некоторые участники рынка оценивали те или иные активы по головокружительным меркам.

Поэтому экономические расчеты одного участника рынка, представления одного из участников рынка о прогнозируемой доходности актива не могут являться доказательством того, что в нашей отрасли — именно такое финансовое состояние,  такое финансовое благополучие. Любой экономист вам всегда может сказать о том, что основывать оценку состояния отрасли либо сегмента рынка исключительно на субъективных представлениях одного из участников — это путь в никуда.

Так что мы можем только констатировать, что один из участников рынка имеет такое представление о доходности своих инвестиций. Возможно, это связано с его возможностями финансовыми, с его представлениями о возможной стратегии промысла, о стратегии сбыта. Но это никак не может являться показателем абсолютного финансового благополучия отрасли в целом.

— Как мы говорили, накал дискуссии о будущем рыбной отрасли сейчас очень высок. Например, в ряде тг-каналов появились посты о том, что Всероссийская ассоциация рыбопромышленников и вы лично якобы никак не участвуют в подготовке главного отраслевого события — пятого Международного рыбопромышленного форума, который стартует в Санкт-Петербурге уже 21 сентября. Не могли бы вы прокомментировать такие утверждения?

— Знаете, жизнь отрасли, жизнь ее предприятий складывается не столько из форумов, сколько из повседневной практической деятельности. Это мероприятие — безусловно важное. Предприятия, которые входят в ВАРПЭ, принимают активное участие и в экспозиции, и в деловой программе Форума.

Мне кажется, что такие хлесткие заявления, которые вы приводите —  просто один из способов привлечь внимание аудитории к самой теме, к предложениям, которые ВАРП подготовила. Немного при этом, может быть, сместив угол зрения, есть такой прием в полемике — "смещение угла зрения". У Жванецкого есть такое высказывание: "Какое мнение о музыке Герберта фон Караяна может быть у мужчины без прописки?". Поэтому, я думаю, это просто такой полемический трюк.

— Подводя итог конференции, хотелось бы попросить вас сформулировать, допустим, три основные актуальные потребности рыбной отрасли страны, реализация которых позволила бы отрасли развиваться с соблюдением баланса интересов государства, бизнеса и общества.

— Четкие, понятные, предсказуемые законодательные условия. Знаете, как говорят, ничто так не окрыляет, как твердая почва под ногами. Я бы добавил — твердая законодательная почва под ногами. Это первое.

Второе. Ясное понимание того, каким способом мы будем решать очень тяжелую проблему, важную проблему, о которой мы, кстати говоря, сегодня вообще ничего не сказали, а она для отрасли очень важна. Это — кадры, это — подготовка кадров.

И третье — это, конечно, судостроение и судоремонт. За минувшие 6 лет верфи получили от рыбаков громадные деньги в виде заказов, в виде оплаты контрактов. И мы очень рассчитываем, что эти деньги пошли, в том числе, и на развитие их собственных компетенций, возможностей судостроения.

Три главные потребности есть у отрасли, я считаю:  законодательная устойчивость, кадры и надежные партнеры — судостроители и судоремонтники.

Комментарии